За последние полтора года военный психолог Мария Белова осуществила около 40 выездов в воинские части для оказания бойцам психологической помощи. Это около 2.000 часов кропотливой работы, поддержки, мотивации, поиска необходимых слов и внутренних стержней. Она делает все, чтобы украинские воины после завершения войны не остались в ней навсегда и вернулись к нормальной мирной жизни.
Мы попытались разобраться, существует ли на самом деле в психологии такое понятие как «мышление военного» и как подобрать необходимые коды общения с воином, который прошел ожесточенные бои. В рамках спецпроекта «Украина в огне: невыдуманные истории» публикует интервью с Марией Беловой.
Хотя в Украине уже почти 10 лет идет война, но до сих пор существует дефицит психологов, специализирующихся на работе с военными. С чем это связано, кроме отсутствия масштабного финансирования государственных программ для создания действительно необходимой сети центров психологической поддержки?
Сейчас насчитывается более полумиллиона военнослужащих. Таких центров, как «Атлант», где я работаю волонтером-психологом, в стране должны быть сотни. Однако нет, как и центров реабилитации. Только в столице таких центров должно быть хотя бы десять. Есть же один единственный государственный центр «Лесная поляна», который работает с 2014 года и там огромная очередь. Другие — это волонтерские и частные центры. Количества военных психологов по стране — не знаю. В нашем центре работает около 200 психологов, выезжает где-то 20. Остальные консультируют на местах — в крупных городах по всей Украине.
Как вы узнаете о тех, кому на фронте необходима психологическая поддержка? Есть какая-то база данных или вас находят родные или друзья этих людей?
Не берусь судить организацию психологической поддержки военных по стране. В нашем центре мы получаем от командира части официальный запрос на психологическую работу с ребятами и выезжаем к ним. На месте уже определяемся или работаем с группой, или с кем-то конкретно.
За два года войны сколько таких запросов поступило именно в ваш центр?
Вот уже 1,5 года подряд выезжаем один-два раза в месяц. Один выезд длится 2-3 дня. Бывает, что на 10 психологов приходится более 200 человек. Бывает меньше, но всегда имеется групповая терапия и индивидуальные сессии по запросу военного.
Когда военные уходят «на ноль» — наша цель поддержать их, мотивировать, проговорить все, в том числе самочувствие. Мы также обучаем их дыхательным и телесным научно подтвержденным практикам, которые помогают выйти из ступора, панических атак, парализующего страха. Этот опыт заимствован у американских и израильских психологов.
Существует ли на самом деле в психологии такое понятие как мышление военного?
На войне мышление форматируется таким образом, что надо выжить самому и помочь спастись собратьям. Это совершенно другое состояние от того, в котором человек находится в мирное время. Например, одна из ролей военного психолога — помочь установить контакт между военными и гражданскими, чтобы они поняли язык друг друга.
Есть так называемые «правила боя» — их 14. Назову 7 основных:
- О войне говорить сложно. Когда муж, друг, отец пришел из горячей точки — не надо его спрашивать сколько он убил и тому подобное. Не лезьте в душу.
- Ни к чувствам. На войне ребята очень сильно эмоционально закрываются. Чтобы выжить. Теперь в основном они состоят из агрессии и страха. Первая их мотивирует идти в бой, а второе — останавливает, чтобы удержаться от опасности.
- Замри в хаосе. Это дает им контроль окружающего мира и помогает сконцентрироваться, а не впасть в ступор. Поэтому множество глубоких эмоций они считывают, как угрозу. Именно поэтому первые две недели ротации военному нельзя возвращаться в семью, а проходить адаптацию в другом месте.
- Планируй наперед. Это вопрос выживания военного. Поэтому на ротации его день будет расписан пошагово и подробно.
- Ищи врага и доверяй только собратьям. У военного формируется черно-белое мышление. Поэтому впоследствии, в гражданской жизни он будет сканировать каждого, даже давно знакомого или родного человека на «свой/чужой». Женщины часто жалуются, что муж после фронта закрылся, не доверяет. На самом деле это нормально. И не важно — год вы с ним прожили или 30. Все, кто не был на войне, будут проходить испытания на доверие. Именно так воспринимает реальность большинство военных. Конечно, говорю не о 100% из тех, кто проходит горнило войны.
- Знай территорию. Это вопрос безопасности. Даже в гражданской жизни мужчины заново изучают свои дома и прорабатывают безопасность в случае атаки.
- Реагируй, а потом думай. Это правило способно спасти жизнь на войне.
С этим мышлением военного знакомим их жен, а они — детей. Это принципиально важно, чтобы сохранять безопасность всех сторон.
Почему на войнах во все времена появлялись солдаты, которые не хотят возвращаться с войны? Это же известный факт, что для многих война продолжается даже после ее завершения, уже в мирной жизни.
Потому что у каждого на войне своя цель. Конечно, самая распространенная — я здесь ради своей семьи и детей. И в нынешней войне много тех, кто служит в рядах ВСУ именно с этой мотивацией. Но действительно есть также те, кто не хочет возвращаться домой. Не потому, что не любят семью, а просто не могут оставить своих собратьев. Если в их отсутствие кто-то погибнет — чувство вины будет сокрушительным. Нужно помнить, что при потере побратима у них там нет возможности горевать, потому что речь идет уже об их жизни. Акцентирую, что это о многих, но не обо всех, кто сейчас воюет.
Боль потери с мощной силой может проявиться на ротации или впоследствии, и реакция психики может быть непредсказуемой — алкоголь, наркотики, суицид.
Когда человек не находит ответ на вопрос для чего я остался жив и рядом нет военного психолога или человека, который активно, молча выслушает (активное слушание спасает жизнь) — его решений не предусмотреть.
Может ли жена, брат или другой близкий человек играть для военного роль психолога? Или он не откроется своему?
Бывает по-разному. Их психика становится очень чувствительной, поэтому они способны интуитивно найти своего человека, который будет их исцелять. Был случай, когда в больницу попал парень после плена, где пережил множество физических и психических пыток. Он никого не подпускал, ни с кем не говорил и был довольно агрессивным. А вот одну девушку-волонтерку подпустил. Две недели подряд она ежедневно к нему ходила, молча клала печенье, конфеты и уходила. Впоследствии начала рассказывать ему о своих делах. У него же ничего не спрашивала, не обременяла и он раскрылся. Все были шокированы, потому что не подпустил к себе даже лучших психологов и психиатров.
Второй случай. Муж вернулся со службы, закрылся от жены, но ежедневно ходил к своей бабушке. День, второй, третий… Она заинтересовалась, пошла потихоньку за ним и увидела, что он сидит у бабушкиных ног, склонив голову ей на колени и рыдает. А она молча, без единого слова, гладит его по голове. Через месяц такой «терапии» ему стало легче.
Возможно ли после адских боев, больших потерь, ранений полностью психологически реабилитироваться и жить полноценной жизнью, как было до этого опыта?
Есть те, которые находят себя быстро, а есть те, кому с этим не просто. Мы задаем им ряд коучинговых вопросов и среди них: какие знания ты получил там? Может странно звучит, но у них действительно есть очень ценные, уникальные знания, умения и навыки.
Поэтому могут делиться этими знаниями, быть военным инструктором в школе или лицее, читать разъяснительные лекции как общаться с военными и выстраивать отношениями с ними по их возвращению домой после войны.
Многие ребята именно так и реализуются. Они нуждаются, чтобы общество их ценило, а не списывало. На войне — они герои. Ими же хотят остаться и в буднях мирной жизни. Для этого важно найти себя, свои смыслы, цели, ценности заново.
Во время войны во Вьетнаме погибло 50.000 человек. Столько же ветеранов умерло после. Из-за алкоголя, наркотиков, суицида. Эта статистика шокировала. Поэтому то, что мы делаем уже сейчас — неоценимо и является сверхмощным вкладом военных психологов-волонтеров.
Автор: Лилия Приль